Друзья

На первую встречу с новым партнером из польского города Эльблонг мы ехали с надеждой на то, что нам удастся быстро договориться о новом совместном проекте по развитию водной трансграничной туристской инфраструктуры. Тема очень интересовала обе стороны, поскольку от этого зависело дальнейшее развитие приграничных районов.
Однако переговоры оказались непростыми. Наш партнер, отвечающий за развитие водных путей в воеводстве, оказался человеком педантичным, хорошо разбирающимся в своем деле. Вместе с тем, в разговоре он проявлял нервозность и возникшее, как следствие этого, психологическое напряжение, не позволяло быстро прийти к взаимопониманию. Тем не менее, мы принципиально договорились и в течение последующих нескольких месяцев активно вместе работали над нашим проектом.
В то время было принято ежегодно устраивать трансграничные сплавы на байдарках по реке Лава, которая на польской стороне называлась Лына.
В них участвовали активисты приграничного сотрудничества и представители местной и региональной властей. Мы собирались на берегу Лыны неподалеку от границы, садились в байдарки и плыли в сторону России. Пересекали границу по воде, для чего российские пограничники поднимали на мощных цепях огромный щит из металлической проволоки, который в обычное время постоянно находился в воде и перекрывал фарватер реки. Зрелище было не для слабонервных. Когда мы проплывали под этим ржавым щитом было ощущение, что над нами висело огромное лезвие гильотины, готовое
в мгновение ока сорваться с цепей и сделать свое кровавое дело. С другой стороны, этот щит одновременно был материальным воплощением железного занавеса, существовавшего в Европе в годы, так называемой, «холодной войны».
Благополучно преодолев границу, мы дошли до места стоянки
на российской стороне, где все уже было готово для дружеского пикника.
И тут я обратил внимание на то, что в числе участников сплава был и наш партнер из Эльблонга. Обрадовавшись, я подошел к нему. Он уже был слегка навеселе. Мы обнялись как старые друзья, обменялись впечатлениями
от увиденного на границе, а потом он раскрыл мне тайну своего напряженного состояния, имевшего место в первую нашу встречу. «Понимаешь,» - доверительно сказал он – «Вы были первыми русскими, с которыми мне довелось общаться лично. До вас я относился к ним со страхом
и предубеждением. Если в городе я встречал русских туристов, то всегда переходил на другую сторону улицы». «И что теперь?» - спросил я его.
«А теперь я понимаю, что вы – такие же – как и мы, и я очень рад, что мы познакомились и работаем вместе ради обычных людей, живущих по разные стороны границы, но стремящихся развивать сотрудничество друг с другом».
Произошедшая с моим партнером эволюция произвела на меня впечатление. Мы подружились. В рамках совместного проекта часто встречались по обе стороны границы. Он пристрастился к нашему бородинскому хлебу, белорусскому салу и русскому традиционному напитку, который употреблял умеренно и только по праздникам. А мы – к польскому журеку (это такой кислый суп вроде нашего рассольника) и другим разносолам.
Потом проект закончился, наши дороги разошлись, отношения между нашими странами обострились. Новое польское руководство посчитало, что приграничное сотрудничество и, так называемое местное приграничное передвижение, благодаря которому калининградцы могли посещать приграничные регионы Польши, а поляки – всю Калининградскую область без виз, нужно сворачивать.
Спустя пару лет я случайно узнал, что наш партнёр, став депутатом польского сейма, выступил инициатором восстановления местного приграничного передвижения с Калининградской областью России. На душе у меня потеплело. «Нет, все это было не зря», - подумал я. Главный трансграничный эффект наших проектов - даже не в совместно построенной инфраструктуре и не в «мягких» мероприятиях, а в том, что мы изменили отношение людей к тем, кто волею судеб живет по другую сторону границы.
Уже давно не было совместных байдарочных сплавов, программы приграничного сотрудничества в феврале 2022 года по инициативе польских властей были сначала заморожены, а потом и вовсе отменены. Европа вновь оказалась разделенной и даже на гране большой войны. Тем не менее, есть надежда на то, что настанут лучшие времена и «железный занавес» перестанет существовать как в прямом, так и переносном смыслах.

В середине нулевых приграничное сотрудничество между Калининградской областью России и соседними воеводствами Польши активно развивалось. Мы делали интересные и важные для развития сообществ совместные проекты. Отношения с нашими партнерами становились все более дружественными, что позволяло решать не только проектные вопросы.
Как-то,находясь в гостях у нашей знакомой из Эльблонга, мы обратили внимание на то, что в ее доме прижились пара собак и семейство кошек. Хозяйка была очень рада этому обстоятельству, однако посетовала, что
в Польше, к сожалению, совсем нет рыжих котов, хотя в Калининградской области их, как известно, в избытке.
Не прошло и пары дней, как в наш калининградский офис «забрел» молодой абсолютно рыжий кот. Он был явно уличного происхождения
с ароматом ближайшей помойки и шрамом на носу. На мой вопрос, готов ли он отправиться на ПМЖ в соседнюю страну, кот удовлетворенно кивнул головой и облизнулся. Судьба его была решена.
За неделю из него сделали образцового кота: отмыли, накормили, привили от всех кошачьих недугов, чипировали и справили документ
с фотографией. В нем значилось, что зовут кота Степан, а в графе «фамилия» пришлось указать свою. Так нежданно-негаданно у меня появился «сын».
На следующий день его поместили в специальную клетку для перевозки животных, накрыли одеялом, чтобы не замерз, поставили перевозку на заднее сидение машины и поехали на границу. Надо сказать, что привыкшему
к свободе коту все эти манипуляции явно не нравились. Он истошно орал,
в связи с чем был вместе с клеткой отправлен в багажник.
На подъезде к границе пришлось ему популярно объяснить, что вести нужно себя прилично, голос на таможню не повышать, с пограничниками
не пререкаться, а демонстрировать лояльность и сходство с фотографией
в паспорте.
Российскую границу прошли без замечаний. На польской стороне пограничник забрал документы и попросил открыть багажник, из которого доносились странные на первый взгляд звуки. «Пан, кто там есть?» - грозно спросил пограничник. «Нема проблемы», - отвечаю - «Там мой сын Степан». Пограничник с недоверием и любопытством посмотрел на меня. «Открывай! Шибко!». Стоило мне приоткрыть багажник, как оттуда раздался громкий рык, как будто там сидел не кот, а лев. Весь его вид изображал негодование
и возмущение имевшему место покушением на его свободу. Одну лапу он умудрился высунуть через ячейку клетки и призывно протягивал в сторону человека в форме. «Сын. Трудный ребенок.» - то ли в оправдание, то ли для большей убедительности сказал я и протянул служивому паспорт кота. Тот внимательно, со знанием дела посмотрел бумагу и остановил свой взгляд на фотографии. «Сейчас заставит предъявить морду лица», - подумал я, опасаясь, что придется этого разъяренного зверюгу вытаскивать из клетки. Тогда
я показал на свою физиономию, на фотографию кота и снова произнес: «Сын. И фамилия у нас с ним одинаковая!» Пограничник улыбнулся, сказал - «Добже», а я с облегчением закрыл багажник.
На территории сопредельного государства, кот присмирел
и до самого конца нашего путешествия, к моей радости, не подавал признаков своего существования.
Оказавшись на воле в офисе нашей польской подруги кот, обезумевший то ли от радости, то ли от испуга, задал стрекоча. В течение получаса его пытались поймать все сотрудники большого офиса, но безуспешно, так как Степка носился под офисными столами, как ужаленный. Но, как говорится – «Голод – не тётка!». Видимо проголодавшись, кот, всё-таки, решил вернуться, за что получил вкусное вознаграждение. Наша знакомая была просто счастлива!
Через год, вновь оказавшись в Эльблонге, мы увидели несколько рыжих молодых котов. «Внуки!» - подумал я. А Степка стал символом нашего приграничного и такого человеческого сотрудничества.